ВЛАДИСЛАВ ДОРОФЕЕВ И АЛЕКСАНДР ВЕРЗИЛИН – СЕКРЕТ ТОГО, КАК ЛУЧШЕ ЖИТЬ

 «Наша Система позволяет достигнуть больших успехов в любой области, в любой профессии». «Система обеспечивает наивысшие  достижения при самых обыкновенных способностях!». «Вы получаете не отвлеченную систему, а гарантированную, проверенную многолетним опытом, доступную, продуктивную…». «Минимум затрат — максимум эффекта!». «Успех, карьера, знания и полнота жизни!» — эти призывы вовсе не из зазывалок на курсы личной эффективности, саморазвития и копания в своем креативном талантище, которого пока никто на земле не заметил. Великий русский писатель Даниил Гранин не украшает ими произведение «Эта странная жизнь». Для него это – творческий прием, связанный с ответом на один простой вопрос: «Признаюсь сразу: Секрет — он насчет того, как лучше жить. И тут, конечно, можно возбудить любопытство, заявив, что вещь эта — про поучительнейший пример наилучшего устройства жизни — дает единственную в своем роде Систему жизни». Тоже признаюсь, ссылаюсь на писателя по двум причинам: во-первых, всем для души надо перечитывать классику, во-вторых, далее речь пойдет о людях, которые не открывали Секрет того, как лучше жить. Владислав Дорофеев и Александр Верзилин сегодня, 12 сентября, празднуют день рождения. Каждый из них лично для меня – авторитет в своем деле, именно из таких людей, на мой взгляд, и состоит наша нынешняя интеллектуальная элита нашей великой страны. Почему я делаю вывод? Наверное, потому, что люди эти – подвижники, труженики земли русской, денно и нощно пекущиеся о нашем благе, часто забывая о себе и своих семьях. Их Система жизни – служение, их ценности – вечные, а не заученные, их дела – понятные всем!

Сначала о Владиславе Дорофееве. С его книгами меня познакомил Александр Соловьев, который работал в «первом» журнале «Секрет фирмы», редакция располагалась на Токмаковом переулке, а потом журнал «вернул» себе Ъ. Так вот, в конце нулевых годов Саша вместе с Владиславом занимался издательскими проектами и, на мой взгляд, книги хорошо продавались. А я написал для газеты «Ведомости» ряд рецензий на книги Владислава, особо не задумываясь о том, что со временем книжная тема перерастет в крепкую фейсбучную дружбу. Заглянем в сеть, где есть такие сухие строчки: Дорофеев Владислав Юрьевич, родился в г. Тирасполе (1957 г.), после окончания школы в г. Тюмени, трудился токарем, инженером, почтальоном, сторожем, артистом, грузчиком, дворником, продавцом, репортером в газете и на телевидении, на радио и в информационных агентствах, был главным редактором и директором ряда СМИ. В настоящее время работает в издательском доме ‘Коммерсантъ’. Закончил Тульский политехнический институт и Московский государственный университет.

Там же, в сети, есть его литературные труды, и в одном из них — НАРЦИССОМАНИЯ (1981-1996 г.г.) — я обнаружил строки о Системе его жизни. Вот они:

Я начал писать этот текст в 1982 году, весной, и предварительно завершил его той же осенью. Прошло семь лет. За эти годы я переместился из Москвы на Дальний Восток, у меня семья, двое девочек, чудная жена. Это не считая новой работы, нового положения в обществе, новой погоды, иного жизненного уровня: тогда была чашка риса на день, порой на два, теперь грузинский коньяк, крабы, хорошая одежда, собственная Библия и радиоаппаратура. А написанные семь лет тому назад страницы лежат в архивном виде, неудобоваримые и непривлекательные. Все эти годы я корил себя за незаконченность работы, за эту псевдоархивность, непоследовательность. Но ведь когда-то нужно закончить однажды начатое дело. Что произошло со мной за эти годы? Я, конечно, вырос из многих штанишек, но каковы мои устремления, насколько я последователен в реализации и воплощении своих жизненных сил. Насколько я научился за прошедшие годы понимать себя и окружающих.

А далее, вырываю из текста Я Дорофеева:

Я больше всего переживаю за интерес. Будет ли каждая строка толчком для последующей и развитием предыдущей. На сюжет плевать. Сюжетов в вашей жизни много больше, нежели их может быть в моей голове, которая порой неразумна, а порой труслива до оторопи. Приятное слово, не правда ли? Хочется его повторить по слогам: «о-то-ро-пи», или даже по буквам, перечислить: «о-т-о-р-о-п-ь». Редкое слово, русское слово.

Я не чувствую в себе душу. Где-то в окнах разума живет рассудок, орган ведающий самонаказанием, а качество это есть главнейшее качество русского. Русский — это же мазохист, каких свет не видывал. Вера русского тайная, может быть поэтому никакая. Доминируют в русском человеке мысли, переданные по наследству. По наследству русский получает и ангела-хранителя. Настанет время, и русские первые отойдут от национальной принадлежности и перейдут в особый статус. Как его назвать, это новое состояние, я не знаю. И предрасположенность к этому исходу у русских существует давно. Например, у конкретного крещенного русского, который топтал икону, обязательно отрастали рога. Топтавший не будет их сбивать, напротив, он сделает все, чтобы рога укрепились, пустили настоящую корневую систему. А другой русский, увидев это чудо, не спросит: «Как это? Что это?» Другой русский скажет: «У каждого свое… Что ж тут такого». То есть, когда русский поверит, он уже ничему не удивится.

Я ценю в одежде гармонию. Например, даже при мгновенном броске глаз на пассажирку видно, что черный плащ ее не соответствует желтому настрою сегодняшней ее души; следующий бросок приносит информацию о том, что эти разноцветные розочки на воротничке передают противоречивое состояние души. И вот уже моя душа вслед несется мальчишеским бедрам. И вижу я, что душа избранницы, словно, замороженная курица в полиэтиленовой пленке. И вот я уже насаживаю ее душу на свой взгляд, словно тушу насаживают на крюк в мясном отделе гастронома. На перекрестке мы расстались.

Я машина, чтобы лучше писать. Я потерял себя. Я не знаю, кто я. Я не знаю, где я. Я не знаю, что мне нужно. Я — никто. Я — автор. И все же. Мы — мир. Мир — наш. Наша ось — образ силы и профессионализма. Это — наш дар.

В произведении есть и то, что относится к предметам, окружающим нас ежедневно, ежесекундно:

Как вы относитесь к предметам? Вы к ним равнодушны? Вы к ним относитесь потребительски. А ведь у предметов жизнь тяжела. Предметы бьются за свою судьбу, предметы противятся всякой перемене, если перемены предметам во вред. Предметы рушатся один за другим, потому что не выдерживают, но у предметов есть последняя защита, когда ломается их судьба, тело предмета. Достаточно иметь предмету тело и рядом свет, все, предмет жив. Свет преобразует тело предмета в тень, значит, предметы убивают свет. Но свет — безмозглая тварь впрочем, чрезвычайно плодовитая. Но самое верное средство размножения света — зеркало. Поставьте перед зеркалом свечу. Свет, отпрянув от огня, помчится дурашливым зверем навстречу зеркалу, а там его ждет совокупление, и вот уже разъяренным зверем свет мчит назад и в стороны. Свое начало свет понимает только в зеркале, свет видит себя в зеркале. Но, если свет забирается внутрь ракушки, которая лежит на речном дне, тогда свет там и остается.

А если предмет этот живой организм? Не домашнее животное, а, скажем яблонька или вишня? И как ему придать живительную силу, как его, этот предмет, сделать домашним растением, радующим глаз и плодоносящим. Ответы на эти вопросы знает профессор Александр Верзилин, с которым меня познакомил коренной мичуринец Григорий Баев. Мы встречались несколько раз, но только в мае нынешнего года я взял у него интервью для главы в новой книге ФАНАТЫ БИЗНЕСА 2. И вот что я открыл для себя, окунувшись в его удивительную жизнь без купюр:

Зовут меня Александр Васильевич Верзилин, я доктор сельскохозяйственных наук, профессор, агроном, в семье агрономов никогда не было, были просто крестьяне, скажем так, и, в основном, все шофера. Сначала хотел стать хирургом. Именно – лечить что-то в области сердца. Поехал узнавать, в чем дело: сказали открытым текстом – нужно было 700 рублей. В то время это стоила корова, одна корова. Приехал, матери говорю. Она говорит: сейчас корову продадим, поступишь в институт. Пять детей нас. У меня противоречие возникло, и я сказал — нет. Я туда не пойду, а пойду в капустную семинарию. В наш институт. Балл высокий у меня был – 4, 5. Сдавал очень хорошо. Начал учиться и понял, что это — то. Почему понял? Потому что мой товарищ поступил в рязанский медицинский. Закончил его. Я посмотрел на него, мы уже 40 лет встречаемся, понял, что не мой характер в этой профессии. Учеба оказалась очень интересной. Самое главное, нам очень крепко повезло с учителями! Это – настоящие учителя высшей категории! Юрий Васильевич Крысанов, Ульянищев, Долгов – это ученики Валентина Ивановича Будаговского. Я помню Будаговского, знаю, какой он был требовательный, жесткий очень. Если ты там что-то совершил – не страшно, но если ты не знаешь – это кошмар! База очень хорошая была у преподавателей, а мне было всё интересно. Больше всех задавал вопросов! Мне было интересно не только как сделать, а почему вот так, а почему по-другому не так. Порой, конечно, ставил в тупик. Для меня институтские годы – это очень много, это коллектив. Коллектив подобрался очень интересный! Мы до сих пор встречаемся каждые пять лет! Для нас это большой праздник. Три дня пролетают интересно. Но из агрономов, по сути, остался один я. Из группы. Кто-то пошел по административной линии, кто-то стал мэром города…

Именно профессор Александр Верзилин  группой сотрудников Мичуринского ГАУ под руководством проф. Н.С. Самигуллиной возрождал сады Валаама:

Как в 1941 году монахи ушли в Нововалоамский монастырь в Финляндию, садами никто не занимался. Два монаха – Александр и Никифор возились. За сорок с лишним лет сады, конечно, крепко запустили. Дерево без ухода стареет быстро. Вот это всё мы восстанавливали: привезли новые сорта, создали питомник, маточник, теплицы. Апофеоз нашей работы – когда мы срываем яблоки, кладем их на поднос, несем настоятелю. Настоятелем был тогда Андроник.

И говорим: вот яблоки.

Он так посмотрел: что, с Украины привезли?

Я говорю: нет, это наши яблоки.

Он говорит: такого быть не может.

Пошли смотреть. Он заходит – действительно, висят яблоки! Грамм по 200, хорошие яблоки.

Как это так?

Я говорю: вот так! Божьей милостью и нашим усердием.

Тут на нас стали смотреть немножко по-другому. Когда ректор приехал, был три дня там, на рыбалке, посмотрел на всё на это. Очень довольным оказался, потому что ни одной рекламации на нас нет, и вот они – достижения, мы восстановили сады.

А потом профессор Александр Верзилин с братьями и с группой сотрудников педагогического института возрождал  агробиостанцию города Мичуринска:

Когда я первый виноград закладывал на биостанции, все вертели у виска. Ведь надо сказать, что Иван Мичурин выбрал этот участок недаром – он выбрал самое жестокое, суровое место города. Бедные почвы, рядом вода, участок очень низкий. Жестокие морозы и туманы. И вдруг там растет виноград! Хороший виноград вырастили. Был очень интересный момент: первый виноград я принес в наш пединститут, положил на стол ректору. А рядом сидел главный бухгалтер. Я положил и говорю: вот, виноград.

Что за виноград?

Я говорю: это наш виноград, который мы вырастили. Не поверила. А мне очень нужен был трактор. Я при ректоре: спорим на новый трактор! Если этот виноград из Мичуринска с моего участка, вы нам покупаете трактор. Спорим! Садимся на машину, через три минуты здесь, она ходила с такими глазами. Всё пробует. Я говорю: где трактор? Проиграла? Со мною не спорь! Купили нам трактор. А так никак не получалось. Первый трактор мы создавали так: я когда туда пришел, там стояло три сломанных трактора, ходил, смотрел, а брат у меня механик. Я его привожу и говорю: Вась, давай попробуем. Позарез нужен трактор! Всё не корчеванное, всё брошенное. Раздеваемся, все в мазуте, болты крутишь, кровь! Ругаемся. Поворачиваюсь, идет главный бухгалтер, она спрашивает у заведующей, кто такой? Да это наш профессор! Сделали трактор. Завели. Пошел! Плуг весь разбитый, в посадке валяется. Своя сварка, своя болгарка. Что нужно отрезали, приварили, распределили, отрегулировали, тележку сделали. Диски сделали. Стало всё работать более или менее. Парни пришли, студенты, пять пацанов, один из них сейчас заведует биостанцией. Не знаю, что бы без него сделали. Он и заведующий, он и тракторист, он и плотник, он и слесарь. Но всё на собственном примере. Я прихожу и говорю: Яценко, мне нужен мотоблок. Нам надо выращивать саженцы? Хотим деньги иметь? Да! Покупает мотоблок. Люди первый раз видят мотоблок, а для меня он шестнадцатый. Я завожу, пробую, показываю, хожу с ним, ребят приучаю. Вновь говорю: Яценко, нужен опрыскиватель! Мото. Сколько качать можно, руки отваливаются. Покупают опрыскиватель. У меня же такой же. Рассказываю, показываю сам. Так на собственном примере я показал ребятам. У нас порядка 150 культур на биостанции. Среди них 70 сортов яблонь.

Рассказывает профессор Верзилин мастерски, лишь изредка выходя покурить. Такие слова подбирает, что каждым словом тяготит душу, ведь родился и рос он не в благостных городах-миллионниках, а в Казахстане:

Отец со Староюрьева, а мать с Белгородской области. Их сослали в северный Казахстан под Караганду. Там я родился. Если начинать рассказывать, как они жили: это что-то страшное. Их просто выбросили зимой на открытый снег. Весь багаж, который в отдельном вагоне был, угнали. Когда пригнали следующий эшелон, дед Андрей просто заскочил, сорвал нары, стрельба там была. Не выходите из вагонов, пока всё не выгрузите сюда! Там перемерзло половина народа. Ночь как-то пережили, на следующий день, когда прислали состав, люди не выходят из вагонов, срывают нары, выбрасывают. Хотя бы хоть дерево. И не дали отцепить свой вагон. Вот с этого начиналось. Но когда мы уже стали соображать что-то, мы попали в район воинствующих атеистов, поголовно комсомол, поголовно коммунисты. Все должны быть октябрятами. Все должны быть пионерами. Я по натуре не организованный человек. Вся наша семья-люди глубоко верующие. Нас так воспитали. Травили всем классом, потому что я не октябренок. Вот у тебя крест. Мишку даже на второй год оставили. Меня было трудно оставить на второй год – у меня всегда стоял флажок – пятерки. Учился я очень хорошо. Закалило меня это крепко, конечно.

Сергея Королева, выдающегося выпускника Бауманки, жизнь так же закаливала и проверяла на прочность. Профессор Валерий Марков в публикации «Восток-1938» (31.03.2016, Российская газета — Неделя №6936 (68)) напомнил всем, как начинался тюремный этап Королева:

Утром 28 июня начался первый допрос, о чем свидетельствует копия протокола в книге дочери Сергея Павловича — Наталии Королевой. Допрашивал оперуполномоченный, сержант госбезопасности Быков. На первый вопрос, знает ли арестованный о причине ареста, Сергей Павлович сказал просто: «Нет, не знаю». В ответ мат, смачный плевок в лицо, удар сапогом в пах. Очнувшись, Королев увидел человека в белом халате. Проверив пульс, тот помог ему встать и сказал: «Страшного ничего нет». После этого следователь сообщил ему, что он будет стоять на «конвейере» до тех пор, пока не подпишет показаний. Сергей Павлович стоял до вечера. Есть и пить не давали; спать не разрешали. Вечером пришел другой следователь — лейтенант госбезопасности Михаил Шестаков. Простояв всю ночь, рано утром, допрашиваемый вновь увидел сержанта Быкова… Годы спустя журналист Ярослав Голованов, автор многих книг о Главном конструкторе космических кораблей, отыскал бывшего лейтенанта госбезопасности. Но полковник в отставке Шестаков, естественно, «не помнил» Королева…

Будущему Генеральному конструктору, з/к 1442, дали десять лет тюремного заключения с поражением в политических правах на пять лет и с конфискацией имущества. Дочь его соседа по нарам на Колыме рассказывала Наталии Сергеевне, дочери Королева: «Увидев в январе 1966 года фотографию с некрологом в газете «Правда», он сказал: «Да ведь это тот самый Серега Королев, который на Колыме поражал всех тем, что делал по утрам зарядку, а на наши скептические прогнозы отвечал, что еще надеется пригодиться своей стране». Верзилин и Дорофеев по- своему помогают своей стране, а Секрет того, как лучше жить прост — равняйся на тех, кто служит Родине и помни то, что одной фразой описал великий Василий Ключевский: «История ничему не учит, а только наказывает за незнание уроков».