МЫ ЖИВЕМ И УЧИМСЯ В ОЧЕНЬ СТРАННОЕ ВРЕМЯ

Александр Овчинников крайний справа

«Я лентяй, и мне неинтересно знать, что делают другие. Мне интересно заниматься тем, что окружает меня», — заявил в интервью РБК daily Денис Штенгелов, родившийся в 1972 году в Томской области в семье директора совхоза «Нелюбинский» (ныне Зоркальцевское сельское поселение). Первые деньги заработал в 15 лет, работая пастухом, — пишут Светлана Романова и Николай Гришин, авторы публикации «Мы экономим деньги, выжигая поляну», и добавляют, что он закончил экономический факультет Томского государственного университета. А потом речь идет о том, что в октябре Bloomberg в рамках работы над ежедневно обновляющимся всемирным индексом топ-500 миллиардеров определил, что состояние Штенгелова выросло до $1 млрд. Вряд ли второкурсники университета щекочут нервы идеей о такой сумме, они живут пока в другом измерении. Вот и Александр Овчинников пишет: «Мы живём и учимся в очень странное время».

А потом мысли Александра пошли в таком направлении:

Когда-то для каждого из людей была важна связь себя со своей родиной, с местами где они учились, где работали. В те времена, когда учились наши родители, для людей в массе своей было крайне важно работать на благо своей страны, посещать свою школу, чтить альма-матер и быть преданным своей работе. Совсем недавно ученики и студенты в массе своей принимали крайне активное и деятельное участие в жизни класса, школы, группы, университета. Только полный лентяй не знал о том, что происходит в общественной жизни учебного заведения. Хотя в те времена каналов информации было не так много: объявления на досках в школе, информация от учителей и преподавателей.

Сейчас ситуация сильно изменилась. Интересоваться делами школы или университета стало уделом «ботаников» и «зубрил». На мой взгляд, сейчас стало модным и общепризнанным в современной молодёжной атмосфере поносить на чем свет стоит свою страну, школу и университет. Если раньше называть свой университет пренебрежительным прозвищем или названием было самоиронией, смешанной с любовью, то теперь подобные эпитеты произносятся со всей серьезностью содержащихся в них коннотациях.

Но проблема не в том, что студенты не любят своё место учебы. Проблема в ином: студентам попросту неинтересно происходящее в университете. И это с учётом того, что информация об этих мероприятиях лезет из всех щелей! На входе всегда лежат университетские газеты, везде висят доски с объявлениями о предстоящих мероприятиях, сообщества в соцсетях с информацией о ВУЗе. У каждого от такого объёма информации голова кругом идёт! Но при всём при этом может сложиться ощущение, что почти все студенты приходят на пары, отбывают срок, назначенный за какое-то ужасное преступление в прошлом, а потом спешат вернуться домой. В частности, недавний опрос в пределах второго курса потока ИБМ2 показал, что хоть все и любят Бауманку, но мало кто из учеников знает о происходящих в стенах вуза мероприятиях. Так откуда же происходит такое безразличие и такая незаинтересованность?

На мой взгляд, таких причин несколько. Во-первых, это занятость. Несмотря на то, что, по общепринятому мнению, студенчество – самое свободное время жизни, в данный момент это утверждение я могу воспринять лишь с горькой усмешкой. С начала октября, когда началась полноценная учеба, я высыпался в будние дни считанное количество раз, по пальцам рук можно сосчитать эти дни. Составленное расписание оставляет довольно мало маневров для внеучебной деятельности, надо хотя бы успеть уроки сделать, потому что срок сдачи на каждой неделе, к каждому дню надо сделать курсовую, домашнюю, лабораторную, подготовиться к контрольной, а сверху еще капают дополнительные занятия, для которых надо уделить внимание, как-то выкроить в бешеном темпе время, чтобы найти и нужного преподавателя, и окно у себя. В таких условиях крайне сложно еще забивать себе голову какой-то внеучебной деятельностью.

Саша Басович руками обнял себя

И вот тут на вместо одного Саши вступает другой, Басович, и у него есть такие добавочки: «При всей нашей загруженной учебе, у меня ещё остаётся время на участие в бережливом производстве и посещением разных других институтских и сторонних мероприятий. Занятость и неорганизованность две разные вещи». «Проблема не в недостатке свободного времени, а в неумении им правильно распоряжаться” — говорит Саша. «Тут я не могу не согласиться, увы, я сам со временем не дружу, как и многие другие студенты. Так что тут только остаётся вспомнить историю, рассказанную нам однажды Андреем Дмитриевичем: предпринимателю в кризис друг дал два совета — «Вставать в пять часов утра, чтобы к девяти чтобы сделать все важные дела, а потом оставшийся день будет в твоем распоряжении» и «делай всё, что запланировал в тот же день».

А потом уже вновь Саша Овчинников пишет:

А еще изменилась окружающая действительность вокруг нас, изменился подход в воспитании детей, молодёжи, совершенно иначе строятся образовательно-воспитательные программы в школе. Воспитание любви к своему вузу и школе должно начинаться, в первую очередь, к воспитанию любви к своей родине. Однако современная молодёжь в этом плане предоставлена сама себе. Нет идеологии, которая сплачивала бы людские массы в едином порыве, объединяла бы их и направляла людские силы. Вместо этого большинство из студентов живут так, как хотят, без видимой цели в жизни, без четкого плана действия, по принципу «живи быстро, умри молодым» и «после нас хоть потоп», каждый из них бродит в потемках идей и мнений, спотыкается, падает, набивает шишки и не может из синяков извлечь уроков. И в итоге всё заканчивается тем, что современная молодежь совершенно не интересуется происходящим вокруг себя, а любые попытки их воспитать, удачные или нет, приводят к отторжению.

Еще важную вещь, пишет Саша, вспомнил Иван Конюшенко. Он говорит, что к изменениям в окружающей действительности, негативно влияющих на студентов, можно отнести информационный шум, обилие и доступность развлечений. Можно сходить на дебаты, технопарк или просто сделать наперед домашнее задание, но вдруг студент замечает какое-то интересное ему видео, новую песню или ему написал друг — и все, дела отложены. Бесконечные сериалы, обилие развлечений в социальных сетях, в которых молодые люди проводят огромное количество времени, не выпуская телефон из рук даже на лекциях и семинарах — всё это сильно отвлекает нас от действительно важных и полезных дел. Почему многие поддаются искушениям? К ответу на этот вопрос можно отнести много факторов: неумение распределять свободное время, слабую силу воли, отсутствие мотивации учиться и вкладываться в себя, потому что “и так нормально”.

“Что же с нами делать?” — спросите вы, пишет Саша. — «С нами не надо проводить воспитательные беседы, не надо заставлять участвовать в мероприятиях. Мы боимся, что особо ничего уже и не сделаешь. Может нас уже поздно воспитывать, но в нас уже просыпается сознательность, мы уже способны понимать и признавать собственные недостатки и работать над своими ошибками. Не все, конечно, но начало уже положено. Теперь всё зависит только от нас самих».

Вот тут Саше и всем студентам пригодится мнение другого Саши – великого поэта Пушкина, который однажды заметил: Гордиться славою своих предков не только можно, но и должно; не уважать оной есть постыдное малодушие.

Вот такая история об авторе первого учебника по менеджменту, а возможно и в мире, Николая Францевича Чарновского. Но история того, кто стоял у истоков кафедры Экономика и организация производства МГТУ им. Н.Э. Баумана, грустная:

Известия, 1 декабря 1930 года. Процесс членов ЦК контрреволюционной организации «Промышленная партия»

Допрос подсудимого Чернавского.

Подсудимый Чарновский. (Чарновский подходит). Имеются ли вопросы у обвинения?

Крыленко. Будьте любезны, гр-н Чарновский, изложить коротенько биографические данные и оттенить момент вашего вступления в организацию и конкретную вредительскую работу, которую вы вели до того, как вошли в «Центр».

Чарновский. Я родился в 1868 году, в декабре. Значит, мне сейчас 61 год и 11 месяцев. Отец мой был из варшавских мещан, выходец с 14-ти лет из Польши, учился в школе кантонистов, был военным писарем в момент Севастопольской войны, затем управляющим имениями в Луганском уезде, бывшем Славяно-Сербском, где я и родился. Осиротев около 12 лет, я зарабатывал себе на жизнь уже с этого возраста, так как, учась в прогимназии, уже с третьего класса давал маленькие уроки. И моя борьба за образование и жизнь продолжалась всю среднюю школу, затем, Московский университет и Техническое училище.

Крыленко. Оба высших учебных заведения?

Чарновский. Оба.

Крыленко. Оба кончили?

Чарновский. Да, кончил.

До окончания училища я был намечен кандидатом для подготовки к профессуре и намечался стипендиатом для посылки за границу, но мне это не удалось выполнить в виду того, что мое, как мне сказали, польское происхождение, хотя я по-польски ни слова не говорил, послужило препятствием. Я потом ездил в министерство Делянова, но не получил никаких удовлетворительных данных, и я четыре года оставался таким образом лишенным возможности поехать.

Поступил на заводскую службу…

Крыленко. Когда вы окончили?

Чарновский. В 96 году, 35-й год я инженерствую. В 98-м году, училище решило вопрос об окончательном привлечении меня, но 4 года или около этого я не получал никакого разрешения этого вопроса. Я поступил сразу после окончания на службу в Мытищи на завод. Затем я перешел на время на установочные работы, а после этого семь с половиной лет прослужит в Сормове. Таким образом моя заводская деятельность продолжалась около 8 1/2-9 лет.

В Сормове, я позволю себе отметить, я первый в России ввел 8-часовой рабочий день вместо 12-часового в горячем цехе, которым я заведывал. Все цехи работали в две смены. Я сделал механизацию, которая позволила ввести 3-сменную работу. Это удалось мне провести с большими затруднениями, но тем не менее я этого добился, чем усилил выпуск и достиг увеличения заработка рабочих.

Частью из-за этого, частью по причинам личного характера мне пришлось уйти с завода, и я ушел в 1907 году. В это время была автономия, которая, позволила Московскому высшему техническому училищу провести мою кандидатуру, и я получил утверждение на должность преподавателя, а через месяц — на должность ад’юнктского характера с жалованием в 2.400 рублей. На заводе я получал 300 и 330 рублей за последнее время в месяц. Эту академическую жизнь я вел все время и совмещал ее только с промышленными занятиями консультативного порядка. Меня как производственника привлекали только для консультации и то это было не часто.

Октябрьская революция была встречена мною с чувством недоброжелательности, ибо она внесла слишком резкую перемену в наше существование. Что касается Февральской революции, то она у меня возбудила лишь тревогу и ожидание каких-то перемен, но, собственно говоря, я ожидал перемен в лучшем смысле. Мои ожидания выразились в статье, которую я поместил в «Вестнике инженеров» о предстоящих переменах в промышленности. Я мог оценивать результаты революции только как техник, политик я был плохой. Правда, историю я читал, хорошо ее знаю, но ни к какой партии не принадлежал.

Грустная история. И финал грустный – расстреляли Чарновского. Но и прокурор республики Николай Крыленко ходил по земле не долго: в 1938 году его арестовали и, несмотря на заявление : «Признаю целиком и полностью громадный вред причиненный моей антисоветской деятельностью делу строительства социализма в СССР», вскоре огласили приговор: мера наказания — расстрел с конфискацией имущества. В день суда приговор был приведен в исполнение.

Фото Ольги Бацокиной