Робототехнику ждут большие перемены: в статье «Роботы вкалывают в реестр» (Газета «Коммерсантъ» №87 от 22.05.2024, стр. 10)  речь идет о том что скоро промышленных роботов введут в реестр отечественной радиоэлектроники, а саму отрасль ждут «налоговые льготы, аналогичные поддержке IT-компаний, и целевое субсидирование на закупку роботов». В Буманке 13 марта 2024 года в Клубе инженеров и предпринимателей МГТУ им. Н.Э. Баумана собрались те, кто развивает эту отрасль: в прекрасной в аудитории 120 Т (это новый корпус Технологии) выступали Мунхбат Дашсамбуу, студент из Монголии, Калаев Артём Сергеевич, выпускник МГТУ им. Н.Э. Баумана, старший преподаватель каф. МТ1, сооснователь Малого Инновационного Предприятия (МИП) «Модульная механика». Сергей Анатольевич Воротников, выпускник Бауманки, один из лучших экспертов страны в области роботостроения, составил им компанию. И лекция началась с того, что Артём Калаев начал неспешно рассказывать и о том, как создаются станки, и о том, как он сам того не ведая попал в станки, и о том, как в станки попадают бывшие абитуриенты, и ныне студенты, и среди них скромный Мунхбат Дашсамбуу, который, на самом деле, уже много сделал и для вуза, и для своей страны.

Повторюсь, Калаев Артем сразу погрузил аудиторию в станки: кроме двух наших станков, у них средняя цена в нашей станочной отрасли, у нас был маленький станок бюджетной серии BVS. Задача в проектировании этого станка в том, чтобы сделать максимально доступный, максимально бюджетный для заказчика станок. Еще были станки с большой рабочей зоной, станок МАГАМИЛЛЕР — мы его назвали в честь нашего первого станка, который мы, еще будучи студентками,  спроектировали. От слова mill – это фрезеровать по английски.  Помимо стандартных серий станков мы брались и за нетиповые задачи: конкурентное преимущество нашей компании в том, что мы помимо производства серийных станков брались за разработку нестандартного оборудования. Например, мы делали станок по заказу рязанской компании «Световые технологии», которая занимается производством продуктов уличного освещения. Это был большой крупный заказ для нас. Но были и подобные специальные проекты: например, концепция станка для обработки крупных профилей. В итоге мы делали станки по обработке алюминиевых профилей, в том числе, для светодиодных ламп.

Были интересные проекты, связанные с дозаторами – изготавливали станки, которые дозировали шоколад. Мы в этих станках делали механику, систему управления, а дозаторы брали готовые. Но не из Китая или из других стран. Такие дозаторы у нас производятся на территории одной из кафедр – выпускники нашего университета делают сверхточные дозаторы, способные дозировать практически любое вещество: эпоксидные смолы, силикон с точностью до миллиграмма. Если сравнивать с ценами конкурентов, то у них «приятная» стоимость. Сейчас у нас с ними активный проект – дозатор силикона и паяльной пасты для микросхем. Еще один интересный проект – станок для обработки ремней. Это модификация нашего серийного станка, но к нему добавилась четвертая поворотная ось, вращающая длинный шкив, на который устанавливается замкнутый зубчатый ремень с нанесённым полиуретановым покрытием. Это полиуретановое покрытие фрезеровалось и к полиуретану припаивались другие элементы из полиуретана: ячейки, лопатки. Такие ремни используются в пищевой промышленности. Мы столкнулись с такой ситуацией, что в России подобных ремней не производится, есть компания, которая собирает заказы, отправляет их в Германию и там их производят, а потом ремни передают заказчику у нас в стране.

Теперь я хотел бы немного рассказать про свой путь. Когда я поступал в вуз, а это было в 2009 году, я не понимал, куда я поступаю, кроме того, что поступаю в МГТУ им. Н.Э. Баумана. Причина поступления – мои родители, закончившие кафедру П8, это нынешняя кафедра ИУ4. У меня с детство вопросов о том, куда поступить, не было. После того, как я написал ЕГЭ, понес документы в Бауманку, я указал в первой графе ИУ 4. Но, надо признать, там баллы были довольно высокие, а ЕГЭ было около 240 баллов. Встал вопрос, куда еще указывать? В тот момент я растерялся и некоторые кафедры случайно написал. Когда стали объявлять проходные баллы, первой волной я поступил на МТ1. Естественно, образа станка у меня не было. Я их видел только в школе на уроках труда. И картинки у меня о станке были стереотипные: это ржавый, грязный металлообрабатывающий станок. И, наверное, вы понимаете, как я себе представлял работяг, которые трудятся за такими станками. И мысли о том, кем я буду, были депрессивные. Стоит отметить, что такие стереотипные картинки, когда к нам поступаю первокурсники, или приходят школьники, от года к году меняются в лучшую сторону.

Начался первый курс, где, по сути, у нас только один специальный предмет – введение в специальность. На нашей кафедре этот предмет убрали из программы, но мы его до сих пор устраиваем в виде факультатива. На это предмете профессор Чернянский рассказывал нам о специальности. Мне запомнились две фразы: одна позитивная, а вторая негативная. Первая такова: он сказал, что станки – это сердце машиностроения. И если посмотреть на то, что происходит в нашей стране, — многие предприятия набирают оборот, на государственном уровне всё чаще стали говорить о станкостроении, о том, что надо развивать отрасль, и склазывается ощущение, что эта мысль не только у меня в голове, многие её разделяют. Вторая мысль – это когда профессор седовласый, старый человек с огромным багажом знаний на полном серьезе говорит о том, что он какой-то компании помогал, консультировал и за это получил 150 долларов. Это был 2009 год. Меня это немного покоробило: как человек, всю жизнь отрывший этой области, человек науки и получает такие маленькие деньги?

Шло обучение, и я не сильно думал о том, кем я буду. Ближе к старшим курсам, ближе к 3 курсу, к 4 курсу в голове стали появляться мысли: а вот все предметы, которые у меня были, где я их буду применять и для чего они мне нужны? Нас учат линейной алгебре, физике, но никто не говорит о том, зачем это нужно и где это применять. Мы писали рубежные контроли, делали домашние задания, но не понятно было для чего это всё?

Для меня переломам моментом стал 4 курс, когда у нас начались занятия на кафедре. Да, были преподаватели, которые вели свой предмет, Чернянский П.М.  у нас вел «Динамику станков», там было много чего умного, дичайшие формулы, но было не совсем понятно, для чего мы это всё делаем и я даже не представлял, как выглядит современный станок с ЧПУ. У нас был предмет «Электропривод станков», его сейчас, кстати, веду я. И был у нас молодой преподаватель, которому на тот момент было лет 27. Это Михаил Михайлович Ермолаев. Он начинал карьеру преподавателя у нас на кафедре, он выпускник кафедры. На этом предмете я стал что-то понимать: узнал, что такое станок, стал понимать, как он работает. Ермолаем стал проводить лабораторные работы и вел не совсем по программе, они были связаны с микроконтроллерами. На этих лабораторных работах посещение было добровольное, но на них были люди, которые хотели что-то изучать. Из них создался костяк студентов. У нас был предмет «Теория резания», которую вёл Николай Николаевич Зубков и у него была бальная система: для того, чтобы получить оценку на экзамене, надо было сдавать домашние задания, писать рубежный контроль и можно было дополнительные баллы получить за посещение выставки. И я пошел на выставку, хотя до этого ни раду на них не был. Пошел с друзьями на выставку «Металлообработка». И это было для меня шоком: я прежде такого количества станков не видел. Думал, что рабочие в робах вокруг станков, а тут ребята в белых рубашках ходят. Все умные такие! Я смотрел и понимал, что отрасль имеет перспективы. А сейчас я в этом абсолютно уверен.

Потом у нас наступила зимняя практика. Михаил Михайлович предложил нам её устроить на кафедре и в рамках практики мы решили смоделировать станок. Он был довольно необычной кинематики, четырехкоординатный фрезерный станок с поворотным столом и необычной системой интерполяции. Тогда я получил первый релевантный опыт проектирования. Позже возникла мысль: а давайте попробуем сделать свой станок. На пятом курсе мы этот станок проектировали, изготавливали, у нас на кафедре был самодельный станок, который Ермолаев, будучи студентом, сделал со своим другом с ИУ4, и на этом станке обрабатывали детали. Тогда я получил первый опыт работы с оборудованием. Потом мы этот станок собирали, но если бы здесь были коллеги с кафедры метрологии, они бы нам точно поставили оценку неуд: речи о контроле качества изготовления деталей и точности сборки не шло от слова «совсем». Мы просто как-то собрали станок. Потом накинули «электронику», с ней тоже был отдельный разговор, потому что мы не представляли, как это всё работает, но сделали свою систему управления.  

После того как мы собрали, мы гордые и довольные думали о том, что это надо показать всему миру. Какая есть возможность у наших студентов заявить о своем проекте? На мой взгляд, это выставка Политехника, которая проходит к концу октября каждого года. В 2015 году мы подали заявку на участие в этой выставке. Нам предоставили хорошее место, но возникла проблема с перевозкой. Но и эту проблему решили: у нас было несколько тележек, и мы часа три этот станок собирали. Надо признать, это был очень хороший опыт: мы учились разговаривать и обросли некими связями. Вот у нас был проект, связанный с дозаторами, и мы с человеком, который делает дозаторы, познакомились на этой выставке. На ней по своей номинации мы заняли первое место, а по выставке то ли второе, то ли третье место. Для нас это был большой успех.

В 2015 году, когда писали диплом, у нас был первый опыт участия в выставке Металлообработка от стенда Бауманки. От нас был представлен прототип редуктора. Мы сами ходили по выставке и познакомились со многими потенциальными заказчиками и партнерами. После защиты диплома я остался на кафедре, как и большинство из нашей команды. Мы открыли малое инновационное предприятие на базе нашей кафедры в 2016 году.

Какие у меня оказались сложности в Бауманке. Первые были связаны с адаптацией: молодым преподавателям надо вести занятия ребятам, которые немного младше нас. Второе – сложные отношения со старшими коллегами. Но все эти проблемы быстро решились. В том же году я стал куратором на первом курсе и я понял, что это очень хороший механизм влияния на молодых ребят. Я попытался моменты, которые упустил наш куратор, восполнить. Что я делал? Настраивал наших ребят на нашу специальность. Ведь приходили перваки, они также как и я ничего не знали о специальности, и я с друзьями рассказывал о том, чем мы занимаемся, о возможных перспективах. В конце года мы ребят взяли с собой на выставку Металлообработка. Далее мы стали работать точечно со студентами: когда ты ведешь лабу или семинар, то примечаешь ребят, которые активно ведут себя на занятиях. Ты их примечаешь и начинаешь с ними работать в рамках курсовых проектов или НИР. Мы этих ребят брали в обойму, но столкнулись с такой проблемой: если искать ребят на младших курсах, у них масса желаний, но нет знаний. Если брать ребят, у которых есть знания, то у них нет времени, либо они где-то уже устроены. Еще одна проблема – некоторые студенты рано начинают работать в силу разных причин. Но я считаю, что не верно, когда студенты идут работать на втором или третьем курсе.  Но если бы они работали по специальности, а то идут в продажи оборудования никак не связанного с нашей кафедрой. Для преподавателей это уже потерянные студенты.

Мы вели коммерческую деятельность: часть станком собирали на площадке в Подмосковье, часть у нас. И мы стали к такой работе привлекать студентов. Это не значит, что мы их использовали ка бесплатную рабочую силу, такого никогда не было. Мы их использовали по принципу наставничества: допустим, две недели студент работает с наставником, который занимается обработкой. Он учится писать управляющие программы, моделировать детали и так далее. Затем мы его привлекали к сборке наших станков: мы собирали какой-нибудь узел и просили нам помочь. Многие азы метрологии постигались в таком практическом ключе. Большой опыт давала и электроника. Следующий способ работы со студентами – посещение профессиональных выставок. Мы ходили с ними на разные стенды, общались с профессионалами. Если студент хотел, мы давали ему возможность постоять на стенде и рассказать о наших станках.

Сейчас мы работаем со студентами второго курса – у них тоже не хватает знаний, но много амбиций. Под нашим руководством они делают проекты: сейчас у нас несколько проектов, один связан с трехмерным принтером, второй — с пятиосевым роботом, третий –

с роботом с кинематикой дельта. Ребята уже сделали прототипы. Для студентов мы отмерили следующие контрольные точки: первая – Студвесна, далее студенты должны сделать физическую модель, третья – выставка Политехника, и потом мы хотим эти проекты довести до конечного продукта и предложить его к продаже. И тут разные пути развития наших студентов: первый – всевозможные гранты; второй – организация практик.

И вот я хочу представить студента нашей кафедры Дашсамбуу Мухбата. Мы с ним начали работать на 4 курсе бакалавриата, у Самбу, так его зовут товарищи по кафедре, очень интересный проект, связанный с роботом.

И тут нашему товарищу пришлось отвечать на три наивные вопроса:

Кузьмичев: я впервые увидел Самбу на выставке Политехника, прекрасно одетого и хорошо говорившего по-русски. У нас играют в простые игры в детстве, а во что вы играли, когда были маленьким. 

Самбу: лично я играл с деревьями. Я сделал из дерева машинку и таскал её везде. Мне было три года.

Кузьмичев: мне, например, нравится китайская кухня. А что бы вы предложили на стол, а сейчас у нас масленица, тем, кто любит блины?

Самбу: мясо на камнях. Это баранина на камнях – мы нагреваем камни до красного цвета в печи и жарим мясо для всей семьи.

Кузьмичев: что вам нравится в Москве как человеку, который, как я понимаю, душой прикипел к нашей стране?

Самбу: в России мне нравится кухня, метро. Мне нравится, что здесь можно развиваться. В 2017 году я поступил в монгольский технический университет. Там узнал, что могу дальше поступать учиться, чтобы развиваться. И девушки мне нравятся, они красивые.

Кузьмичев: на выставке Политехника я увидел рядом с вами робота. Артем мне сказал, что он – магистр-первак.

Конечно, магистр-первак волновался, но, собравшись силами спокойно сказал: всем добрый вечер. Я очень рад вас видеть. Сначала я хочу рассказать про свою страну. Монголия находится между Россией и Китаем. У нас население 4 миллиона. Я родился и вырос в Тосонцэнгэле — это место считается самым холодным местом в Монголии.

Там зимой бывает минус 50. Я с третьего класса начал играть на музыкальном монгольском инструменте моринхур. У родителей он на стене висит. Играл с третьего класса до шестого. С седьмого класса начал заниматься математикой, физикой. А с девятого класса начал заниматься моделированием. У нас ежегодно проводится государственная олимпиада по разным предметам, и я участвовал по моделированию. В 2016 году было задание по изготовлению модели машины. И я занял первое место. В 2017 году в двенадцатом классе нам дали очередное задание, и я опять победил. Так что я двукратный победитель этой олимпиады. И в том же году поступил в монгольский государственный технический университет. Закончил первый курс и поступил в МГТУ им. Н.Э. Баумана по специальности машиностроение.

С третьего курса я начал заниматься различными проектами. Но всё началось с курсового проекта «Детали машин»: можно было сделать обычный проект или особо сложный. Я выбрал особо сложный. Мне дали задание спроектировать сложный редуктор, и мы его изготовили на кафедре МТ1. Потом мы хотели использовать этот редуктор в роботе-манипуляторе SCARA. И на кафедре изготовили этот робот и разработали систему управления этим роботом. Я год работал инженером.

Воротников: в прошлом году мне довелось быть в Монголии. Я как понимаю, мы с вами где-то недалеко были, я был в городе Ховд,  это ваши края? Я немного представляю, что такое Монголия. Почему вы взяли такой манипулятор? 

Самбу: потому что для этого робота не требуется сложная система управления, редуктор подходит для моей задачи.    

Воротников: у вас сколько редукторов там стоит?

Самбу: один.

Воротников: планетарный редуктор обычно рассчитан на большие мощности, большие нагрузки, но у вас же здесь нагрузка не большая. Зачем вы поставили такой редуктор? 

Самбу: этот робот для тяжелых работ.

Воротников: но у него грузоподъемность несколько килограммов всего?

Самбу: да, но это прототип.

Воротников: и все же, для каких задач? Я понимаю, что это ваша научная работа? Тогда вопрос по поводу постановки задач: почему вы выбрали SCARA, для каких задач? Что вы хотите автоматизировать с помощью такого манипулятора?

Самбу: это будет захват объекта на конвейере.

Воротников: а на конвейере что?

Самбу: детали.

Воротников: какие?

Самбу: в дипломе у меня был шлифовальный станок с роботом SCARA для изготовления осевого инструмента.

Воротников: зачем же вы решили робота на конвейер поставить, может быть правильнее было бы оставить его на станке? Вы поставили планетарный редуктор, который очень точен и рассчитан на большие нагрузки. У вас же грузоподъёмность не больше двух килограммов? Второй вопрос по системе управления: у вас какой двигатель стоит здесь?

Самбу: шаговый без обратной связи, только есть концевики.

Воротников: на него надо поставить, и это не очень сложное решение, какие-нибудь кодеры. Надо обратную связь делать.

Калаев: это наш внутренний проект, связанный с развитием компетенций у студента. Вы правильно сказали о проблемах создания такого робота, но когда студент сам сталкивается с реализацией своего замысла, тогда, как мне кажется, из него может вырасти хороший специалист.

Воротников: я бы вам посоветовал все же определиться с задачами. Тогда потом пойдет всё остальное. Пока это как бы эклектика – очень мощный привод, отсутствие управления этим приводом, и непонятен сам процесс. Я бы начал с процесса, что нужно и как переставлять, здесь кинематическая схема возникает. А так далее.

Калаев: у нас концепция была такая: действительно есть пробел в плане цели, для чего этот проект, но, по сути, мы «купили шуруповерт и не понимаем, что с ним делать». Здесь примерно то же самое. Мы не понимаем, как можно это использовать. Пока задача простая: сделать робота, научиться им управлять, затем мы будем двигаться в направлении какого-то промышленного использования.

Воротников: значит, вы идете от требований заказчика? Но это советский подход – сначала сделать, а потом куда-то впарить. Но ваш подход понятен – если что-то хочешь научиться делать, надо брать и делать.

Кузьмичев: у нас очень любят Южную Корею и говорят, что там вопрос с роботами решен, в промышленности особенно. А как у нас? Рядом с вами стоит товарищ из Монголии, а Сергей Анатольевич очень трепетно относится к студентам, что надо сделать преподавателю, чтобы поверили в вас, и поверили в специальность?

Воротников: забавна нынешняя ситуация. Началась в очередной раз попытка развивать отечественную робототехнику. В 1985 году Советский Союз занимал второе место в мире по производству промышленных роботов. Это была компания, спущенная сверху, была государственная программа, и была дана команда всем министерствам догнать и перегнать Америку, не Японию! Больше всего манипуляторов было американских.

Эта команда была воспринята так: «Вы – механик, а он двигатели умеет делать. вы оба в одном министерстве. Через два месяца от вас ждем манипулятор».

Примерно так это было запущено в 80-х годах, и было сделано очень много манипуляторов. Но они все были плохие. Механика у нас в стране была неважная. Управлением пытались убрать эти проблемы. Плохо убиралось, потому что электронная база была неважная. Был тогда создан наш Центр робототехники в Бауманке и небольшое подразделение, где ребята непрерывно ремонтировали роботов. Сейчас, кстати, происходит почти то же самое. Со мною разговаривают люди из разных серьезных ведомств, например, из Росатома, там собираются строить завод по производству промышленных роботов. Еще есть такого же уровня организация, которая будет строить. Но сейчас нет завода, построенного на таком уровне. Но есть коллективы на заводе в Челябинске, там хорошие инженеры, и вот они для своих нужд что-то такое немного делают. Создают малые предприятия на заводе. Но вот сейчас дело немного оживляется и я, честно говоря, надеюсь, что что-то должно измениться в форме организации всего этого дела, а не просто собирать людей, чтобы они через два месяца уезжали в Соединенные Штаты. Что касается второго вопроса, мне очень нравится то, что вы делаете. Конечно, нужны молодые люди на кафедрах и надо сделать, чтобы их там держали. А молодые люди могут давать свежие идеи. На мой взгляд такого типа проекты, когда кафедра помогает реализовать железо и каким-то образом финансирует это дело, это – главная проблема и у нас в робототехнике. У нас на кафедре ребята за свой счет что-то делают, и им удается где-то в Бауманке денег найти. Но это вопрос очень острый. Но я бы хотел, чтобы во всех проектах была система: чтобы не просто делать какую-то штучку, а чтобы она была как система. А система как карточный домик – вышибешь одну карту и всё развалится. Всё должно быть связано.

Вопрос: что вы делаете на бауманских мощностях?  

Калаев: станок, который стал отправной точкой для нашей деятельности, станок Миллер, он работает до сих пор и мы его как собрали в 2015 году, так он и работает. Мы его несколько раз модернизировали, несколько раз усиливали, поставили более мощный шпиндель. Мы на этом станке обрабатываем 90 % деталей. У нас станки спроектированы таким образом, что все детали мы можем сами для себя обработать, у нас в основном все несущие детали из алюминия. Если задача обработать сложную геометрию, мы это делаем либо на стороне, либо на мощностях, которые есть у нас на кафедре. У нас на кафедре есть  два пятиосевых станка, но мы, честно говоря, не часто пользуемся оборудованием у нас на кафедре, должна быть квалификация по работе с такими станками.

Вопрос по поводу комплектующих.

Калаев: Действительно, со станочными комплектующими есть проблема, и опоры, и ходовые винты, что-то делают у нас. Но, как правило, это «что-то» очень больших габаритов. Мы можем легко найти передачу для советского станка, сделанную на старом советском заводе. Она будет большая по размеру, с определенными обработанными концами. И будет стоить как крыло самолета. Или чуть подешевле. Опоры станочные можно найти – есть старые стандартизированные советские опоры. Но их мало кто делает. Кто их продает? В первую очередь это Тайвань, лидер в сфере недорогих комплектующих, но качественных. Раньше мы что-то заказывали в Германии. А далее – Китай. там делаются реплики тайваньских комплектующих, но они сильно ниже по качеству. И так качество пляшет от партии к партии. Направляющие у нас в России – профильные шариковые, либо роликовые, — к сожалению их никто не производит. Это вообще проблема для всего нашего станкостроения. Моторы. В своих станках мы используем шаговые двигатели. У нас делают в России бесколлекторные двигатели постоянного тока. Их можно использовать в наших станках, но это сильно увеличит себестоимость. Тот же шаговый двигатель с более или менее неплохой точностью и даже с обратной связью будет стоить, условно говоря 10 000 рублей, а если вы будем использовать наш отечественный двигатель – 40 000. И станок будет сильно дороже, но покупатель качество изделия не получит, характеристики лучше не станут. Профиля можно купить у нас в России: и качество хорошее, и условия доставки, и хорошие цены.

Вопрос: сколько станков продаете в год?

Калаев: среднее число в год – 20-25 станков. Плюс к этому добавляются не типовые проекты: есть просто линейка станков с разным рабочим полем, и в ней какие-то модификации.  Сейчас у нас, например, заказ станка, который имеет консольный вынос небольшой и нужен для обработки труб, которые ставятся не в зону рабочего стола, а ставятся сбоку от станка. Мы в свое время делали модули и для покраски, когда перемещается краскопульт; был проект модуля протяжки. У нас в Подмосковье есть группа энтузиастов, которым уже под 70 лет, очень умные люди, и они занимаются вопросом капролона. И они научились

Этот каролон отливать, научились делать специальные композитные материалы, и, в частности, они делали пластины для бронежилетов. И использовали не стандартные керамические пластины, а делали на базе своего капролона.  Для производства подобных бронепластин мы им делали специальную машину, которая протягивала это волокно через печь, и там требовалось довольно большое усилие. 

Кузьмичев: Дмитрий Пуклинов на чаепитии после лекции Андрея Кривенко сказал: у меня завод литейный под Ступино. И оказалось, что ему нужны партнеры, а он «бегает» по сайтам, но надежности выполнения заказа крайне мало. И мне кажется, что среди выпускников есть предприятия, которые могли бы вести совместную деятельность.

Калаев: безусловно, очень важно, когда есть кооперация. Но пока она есть на местах, например, мы делаем станки не из алюминиевых деталей, а приходится делать точные изделия, и мы, когда начинаем рассылать чертежи, документацию на то, что нам надо изготовить, у нас первые — 8 позиций – это наши бауманские выпускники. Среди них компании, которые занимаются металлообработкой, которые шпинделя ремонтируют, и, честно говоря, когда возникают такие задачи, нам проще позвонить своим знакомым, которые с других кафедр, либо нашим бывшим выпускникам. Но нет такой единой организации, где были бы контакты, есть только свои личные связи.

Кузьмичев: Самбу, у вас, надеюсь, будет успешной учеба в магистратуре и в том году, и в следующей. После окончания магистратуры что вы собираетесь делать?

Самбу: я поступлю в аспирантуру и хочу открыть свою компанию. В Монголии есть одна компания, которая производит станки, точнее, собирают из китайских комплектующих. Это как Лего.

Кузьмичев: наверняка в Монголии есть выпускники Бауманки. Кого-нибудь знаете?

Самбу: я первый студент из Монголии, который учится на МТ1. Но сейчас на кафедре МТ12 учится девушка. А остальные на ИУ. В Монголии есть выпускник, ему 50 лет. Он закончил МТ3. Сейчас у него небольшой завод. Я сотрудничаю с предприятиями моей страны, например, для горно-обаятельных заводов в Монголии я спроектировал ковш и сейчас он в процессе изготовления.

Вопрос: что сейчас в вашей компании после начала СВО?

Калаев: сложно сказать. Цены подросли. В самом начале проблема была в том, что с заказами было тяжело, потому что всё было в максимальной неопределенности. Видимо, все боялись рисковать деньгами. А потом всё как-то наладилось. Если говорить о выставках, то Металлообработка, которая была в прошлом году, была рекордной. И у меня субъективное мнение сложилось, что все как-то активизировались, даже те заводы, о которых раньше никто не знал, стали появляться, стали развивать свою продукцию. Сейчас какой-то подъем нашей отрасли идет. Сейчас всё выровнялись. 

Прав коллега Калаев, говоря о развитии отрасли. Но интересно, как думают об этом те люди, которые развиваю современный бизнес и даже его финансируют. Им важно помнить слова Виктора Степановича Черномырдины: «Наша непосредственная задача сегодня — определиться, где мы сегодня вместе с вами находимся».