Робототехнику ждут большие перемены: в статье «Роботы вкалывают в реестр» (Газета «Коммерсантъ» №87 от 22.05.2024, стр. 10)  речь идет о том что скоро промышленных роботов введут в реестр отечественной радиоэлектроники, а саму отрасль ждут «налоговые льготы, аналогичные поддержке IT-компаний, и целевое субсидирование на закупку роботов». В Буманке 13 марта 2024 года в Клубе инженеров и предпринимателей МГТУ им. Н.Э. Баумана собрались те, кто развивает эту отрасль: в прекрасной в аудитории 120 Т (это новый корпус Технологии) выступали Мунхбат Дашсамбуу, студент из Монголии, Калаев Артём Сергеевич, выпускник МГТУ им. Н.Э. Баумана, старший преподаватель каф. МТ1, сооснователь Малого Инновационного Предприятия (МИП) «Модульная механика». Сергей Анатольевич Воротников, выпускник Бауманки, один из лучших экспертов страны в области роботостроения, составил им компанию. И лекция началась с того, что Артём Калаев начал неспешно рассказывать и о том, как создаются станки, и о том, как он сам того не ведая попал в станки, и о том, как в станки попадают бывшие абитуриенты, и ныне студенты, и среди них скромный Мунхбат Дашсамбуу, который, на самом деле, уже много сделал и для вуза, и для своей страны.

Повторюсь, Калаев Артем сразу погрузил аудиторию в станки: кроме двух наших станков, у них средняя цена в нашей станочной отрасли, у нас был маленький станок бюджетной серии BVS. Задача в проектировании этого станка в том, чтобы сделать максимально доступный, максимально бюджетный для заказчика станок. Еще были станки с большой рабочей зоной, станок МАГАМИЛЛЕР — мы его назвали в честь нашего первого станка, который мы, еще будучи студентками,  спроектировали. От слова mill – это фрезеровать по английски.  Помимо стандартных серий станков мы брались и за нетиповые задачи: конкурентное преимущество нашей компании в том, что мы помимо производства серийных станков брались за разработку нестандартного оборудования. Например, мы делали станок по заказу рязанской компании «Световые технологии», которая занимается производством продуктов уличного освещения. Это был большой крупный заказ для нас. Но были и подобные специальные проекты: например, концепция станка для обработки крупных профилей. В итоге мы делали станки по обработке алюминиевых профилей, в том числе, для светодиодных ламп.

Были интересные проекты, связанные с дозаторами – изготавливали станки, которые дозировали шоколад. Мы в этих станках делали механику, систему управления, а дозаторы брали готовые. Но не из Китая или из других стран. Такие дозаторы у нас производятся на территории одной из кафедр – выпускники нашего университета делают сверхточные дозаторы, способные дозировать практически любое вещество: эпоксидные смолы, силикон с точностью до миллиграмма. Если сравнивать с ценами конкурентов, то у них «приятная» стоимость. Сейчас у нас с ними активный проект – дозатор силикона и паяльной пасты для микросхем. Еще один интересный проект – станок для обработки ремней. Это модификация нашего серийного станка, но к нему добавилась четвертая поворотная ось, вращающая длинный шкив, на который устанавливается замкнутый зубчатый ремень с нанесённым полиуретановым покрытием. Это полиуретановое покрытие фрезеровалось и к полиуретану припаивались другие элементы из полиуретана: ячейки, лопатки. Такие ремни используются в пищевой промышленности. Мы столкнулись с такой ситуацией, что в России подобных ремней не производится, есть компания, которая собирает заказы, отправляет их в Германию и там их производят, а потом ремни передают заказчику у нас в стране.

Теперь я хотел бы немного рассказать про свой путь. Когда я поступал в вуз, а это было в 2009 году, я не понимал, куда я поступаю, кроме того, что поступаю в МГТУ им. Н.Э. Баумана. Причина поступления – мои родители, закончившие кафедру П8, это нынешняя кафедра ИУ4. У меня с детство вопросов о том, куда поступить, не было. После того, как я написал ЕГЭ, понес документы в Бауманку, я указал в первой графе ИУ 4. Но, надо признать, там баллы были довольно высокие, а ЕГЭ было около 240 баллов. Встал вопрос, куда еще указывать? В тот момент я растерялся и некоторые кафедры случайно написал. Когда стали объявлять проходные баллы, первой волной я поступил на МТ1. Естественно, образа станка у меня не было. Я их видел только в школе на уроках труда. И картинки у меня о станке были стереотипные: это ржавый, грязный металлообрабатывающий станок. И, наверное, вы понимаете, как я себе представлял работяг, которые трудятся за такими станками. И мысли о том, кем я буду, были депрессивные. Стоит отметить, что такие стереотипные картинки, когда к нам поступаю первокурсники, или приходят школьники, от года к году меняются в лучшую сторону.

Начался первый курс, где, по сути, у нас только один специальный предмет – введение в специальность. На нашей кафедре этот предмет убрали из программы, но мы его до сих пор устраиваем в виде факультатива. На это предмете профессор Чернянский рассказывал нам о специальности. Мне запомнились две фразы: одна позитивная, а вторая негативная. Первая такова: он сказал, что станки – это сердце машиностроения. И если посмотреть на то, что происходит в нашей стране, — многие предприятия набирают оборот, на государственном уровне всё чаще стали говорить о станкостроении, о том, что надо развивать отрасль, и склазывается ощущение, что эта мысль не только у меня в голове, многие её разделяют. Вторая мысль – это когда профессор седовласый, старый человек с огромным багажом знаний на полном серьезе говорит о том, что он какой-то компании помогал, консультировал и за это получил 150 долларов. Это был 2009 год. Меня это немного покоробило: как человек, всю жизнь отрывший этой области, человек науки и получает такие маленькие деньги?

Шло обучение, и я не сильно думал о том, кем я буду. Ближе к старшим курсам, ближе к 3 курсу, к 4 курсу в голове стали появляться мысли: а вот все предметы, которые у меня были, где я их буду применять и для чего они мне нужны? Нас учат линейной алгебре, физике, но никто не говорит о том, зачем это нужно и где это применять. Мы писали рубежные контроли, делали домашние задания, но не понятно было для чего это всё?

Для меня переломам моментом стал 4 курс, когда у нас начались занятия на кафедре. Да, были преподаватели, которые вели свой предмет, Чернянский П.М.  у нас вел «Динамику станков», там было много чего умного, дичайшие формулы, но было не совсем понятно, для чего мы это всё делаем и я даже не представлял, как выглядит современный станок с ЧПУ. У нас был предмет «Электропривод станков», его сейчас, кстати, веду я. И был у нас молодой преподаватель, которому на тот момент было лет 27. Это Михаил Михайлович Ермолаев. Он начинал карьеру преподавателя у нас на кафедре, он выпускник кафедры. На этом предмете я стал что-то понимать: узнал, что такое станок, стал понимать, как он работает. Ермолаем стал проводить лабораторные работы и вел не совсем по программе, они были связаны с микроконтроллерами. На этих лабораторных работах посещение было добровольное, но на них были люди, которые хотели что-то изучать. Из них создался костяк студентов. У нас был предмет «Теория резания», которую вёл Николай Николаевич Зубков и у него была бальная система: для того, чтобы получить оценку на экзамене, надо было сдавать домашние задания, писать рубежный контроль и можно было дополнительные баллы получить за посещение выставки. И я пошел на выставку, хотя до этого ни раду на них не был. Пошел с друзьями на выставку «Металлообработка». И это было для меня шоком: я прежде такого количества станков не видел. Думал, что рабочие в робах вокруг станков, а тут ребята в белых рубашках ходят. Все умные такие! Я смотрел и понимал, что отрасль имеет перспективы. А сейчас я в этом абсолютно уверен.

Потом у нас наступила зимняя практика. Михаил Михайлович предложил нам её устроить на кафедре и в рамках практики мы решили смоделировать станок. Он был довольно необычной кинематики, четырехкоординатный фрезерный станок с поворотным столом и необычной системой интерполяции. Тогда я получил первый релевантный опыт проектирования. Позже возникла мысль: а давайте попробуем сделать свой станок. На пятом курсе мы этот станок проектировали, изготавливали, у нас на кафедре был самодельный станок, который Ермолаев, будучи студентом, сделал со своим другом с ИУ4, и на этом станке обрабатывали детали. Тогда я получил первый опыт работы с оборудованием. Потом мы этот станок собирали, но если бы здесь были коллеги с кафедры метрологии, они бы нам точно поставили оценку неуд: речи о контроле качества изготовления деталей и точности сборки не шло от слова «совсем». Мы просто как-то собрали станок. Потом накинули «электронику», с ней тоже был отдельный разговор, потому что мы не представляли, как это всё работает, но сделали свою систему управления.  

После того как мы собрали, мы гордые и довольные думали о том, что это надо показать всему миру. Какая есть возможность у наших студентов заявить о своем проекте? На мой взгляд, это выставка Политехника, которая проходит к концу октября каждого года. В 2015 году мы подали заявку на участие в этой выставке. Нам предоставили хорошее место, но возникла проблема с перевозкой. Но и эту проблему решили: у нас было несколько тележек, и мы часа три этот станок собирали. Надо признать, это был очень хороший опыт: мы учились разговаривать и обросли некими связями. Вот у нас был проект, связанный с дозаторами, и мы с человеком, который делает дозаторы, познакомились на этой выставке. На ней по своей номинации мы заняли первое место, а по выставке то ли второе, то ли третье место. Для нас это был большой успех.

В 2015 году, когда писали диплом, у нас был первый опыт участия в выставке Металлообработка от стенда Бауманки. От нас был представлен прототип редуктора. Мы сами ходили по выставке и познакомились со многими потенциальными заказчиками и партнерами. После защиты диплома я остался на кафедре, как и большинство из нашей команды. Мы открыли малое инновационное предприятие на базе нашей кафедры в 2016 году.

Какие у меня оказались сложности в Бауманке. Первые были связаны с адаптацией: молодым преподавателям надо вести занятия ребятам, которые немного младше нас. Второе – сложные отношения со старшими коллегами. Но все эти проблемы быстро решились. В том же году я стал куратором на первом курсе и я понял, что это очень хороший механизм влияния на молодых ребят. Я попытался моменты, которые упустил наш куратор, восполнить. Что я делал? Настраивал наших ребят на нашу специальность. Ведь приходили перваки, они также как и я ничего не знали о специальности, и я с друзьями рассказывал о том, чем мы занимаемся, о возможных перспективах. В конце года мы ребят взяли с собой на выставку Металлообработка. Далее мы стали работать точечно со студентами: когда ты ведешь лабу или семинар, то примечаешь ребят, которые активно ведут себя на занятиях. Ты их примечаешь и начинаешь с ними работать в рамках курсовых проектов или НИР. Мы этих ребят брали в обойму, но столкнулись с такой проблемой: если искать ребят на младших курсах, у них масса желаний, но нет знаний. Если брать ребят, у которых есть знания, то у них нет времени, либо они где-то уже устроены. Еще одна проблема – некоторые студенты рано начинают работать в силу разных причин. Но я считаю, что не верно, когда студенты идут работать на втором или третьем курсе.  Но если бы они работали по специальности, а то идут в продажи оборудования никак не связанного с нашей кафедрой. Для преподавателей это уже потерянные студенты.

Мы вели коммерческую деятельность: часть станком собирали на площадке в Подмосковье, часть у нас. И мы стали к такой работе привлекать студентов. Это не значит, что мы их использовали ка бесплатную рабочую силу, такого никогда не было. Мы их использовали по принципу наставничества: допустим, две недели студент работает с наставником, который занимается обработкой. Он учится писать управляющие программы, моделировать детали и так далее. Затем мы его привлекали к сборке наших станков: мы собирали какой-нибудь узел и просили нам помочь. Многие азы метрологии постигались в таком практическом ключе. Большой опыт давала и электроника. Следующий способ работы со студентами – посещение профессиональных выставок. Мы ходили с ними на разные стенды, общались с профессионалами. Если студент хотел, мы давали ему возможность постоять на стенде и рассказать о наших станках.

Сейчас мы работаем со студентами второго курса – у них тоже не хватает знаний, но много амбиций. Под нашим руководством они делают проекты: сейчас у нас несколько проектов, один связан с трехмерным принтером, второй — с пятиосевым роботом, третий –

с роботом с кинематикой дельта. Ребята уже сделали прототипы. Для студентов мы отмерили следующие контрольные точки: первая – Студвесна, далее студенты должны сделать физическую модель, третья – выставка Политехника, и потом мы хотим эти проекты довести до конечного продукта и предложить его к продаже. И тут разные пути развития наших студентов: первый – всевозможные гранты; второй – организация практик.

И вот я хочу представить студента нашей кафедры Дашсамбуу Мухбата. Мы с ним начали работать на 4 курсе бакалавриата, у Самбу, так его зовут товарищи по кафедре, очень интересный проект, связанный с роботом.

И тут нашему товарищу пришлось отвечать на три наивные вопроса:

Кузьмичев: я впервые увидел Самбу на выставке Политехника, прекрасно одетого и хорошо говорившего по-русски. У нас играют в простые игры в детстве, а во что вы играли, когда были маленьким. 

Самбу: лично я играл с деревьями. Я сделал из дерева машинку и таскал её везде. Мне было три года.

Кузьмичев: мне, например, нравится китайская кухня. А что бы вы предложили на стол, а сейчас у нас масленица, тем, кто любит блины?

Самбу: мясо на камнях. Это баранина на камнях – мы нагреваем камни до красного цвета в печи и жарим мясо для всей семьи.

Кузьмичев: что вам нравится в Москве как человеку, который, как я понимаю, душой прикипел к нашей стране?

Самбу: в России мне нравится кухня, метро. Мне нравится, что здесь можно развиваться. В 2017 году я поступил в монгольский технический университет. Там узнал, что могу дальше поступать учиться, чтобы развиваться. И девушки мне нравятся, они красивые.

Кузьмичев: на выставке Политехника я увидел рядом с вами робота. Артем мне сказал, что он – магистр-первак.

Конечно, магистр-первак волновался, но, собравшись силами спокойно сказал: всем добрый вечер. Я очень рад вас видеть. Сначала я хочу рассказать про свою страну. Монголия находится между Россией и Китаем. У нас население 4 миллиона. Я родился и вырос в Тосонцэнгэле — это место считается самым холодным местом в Монголии.

Там зимой бывает минус 50. Я с третьего класса начал играть на музыкальном монгольском инструменте моринхур. У родителей он на стене висит. Играл с третьего класса до шестого. С седьмого класса начал заниматься математикой, физикой. А с девятого класса начал заниматься моделированием. У нас ежегодно проводится государственная олимпиада по разным предметам, и я участвовал по моделированию. В 2016 году было задание по изготовлению модели машины. И я занял первое место. В 2017 году в двенадцатом классе нам дали очередное задание, и я опять победил. Так что я двукратный победитель этой олимпиады. И в том же году поступил в монгольский государственный технический университет. Закончил первый курс и поступил в МГТУ им. Н.Э. Баумана по специальности машиностроение.

С третьего курса я начал заниматься различными проектами. Но всё началось с курсового проекта «Детали машин»: можно было сделать обычный проект или особо сложный. Я выбрал особо сложный. Мне дали задание спроектировать сложный редуктор, и мы его изготовили на кафедре МТ1. Потом мы хотели использовать этот редуктор в роботе-манипуляторе SCARA. И на кафедре изготовили этот робот и разработали систему управления этим роботом. Я год работал инженером.

Воротников: в прошлом году мне довелось быть в Монголии. Я как понимаю, мы с вами где-то недалеко были, я был в городе Ховд,  это ваши края? Я немного представляю, что такое Монголия. Почему вы взяли такой манипулятор? 

Самбу: потому что для этого робота не требуется сложная система управления, редуктор подходит для моей задачи.    

Воротников: у вас сколько редукторов там стоит?

Самбу: один.

Воротников: планетарный редуктор обычно рассчитан на большие мощности, большие нагрузки, но у вас же здесь нагрузка не большая. Зачем вы поставили такой редуктор? 

Самбу: этот робот для тяжелых работ.

Воротников: но у него грузоподъемность несколько килограммов всего?

Самбу: да, но это прототип.

Воротников: и все же, для каких задач? Я понимаю, что это ваша научная работа? Тогда вопрос по поводу постановки задач: почему вы выбрали SCARA, для каких задач? Что вы хотите автоматизировать с помощью такого манипулятора?

Самбу: это будет захват объекта на конвейере.

Воротников: а на конвейере что?

Самбу: детали.

Воротников: какие?

Самбу: в дипломе у меня был шлифовальный станок с роботом SCARA для изготовления осевого инструмента.

Воротников: зачем же вы решили робота на конвейер поставить, может быть правильнее было бы оставить его на станке? Вы поставили планетарный редуктор, который очень точен и рассчитан на большие нагрузки. У вас же грузоподъёмность не больше двух килограммов? Второй вопрос по системе управления: у вас какой двигатель стоит здесь?

Самбу: шаговый без обратной связи, только есть концевики.

Воротников: на него надо поставить, и это не очень сложное решение, какие-нибудь кодеры. Надо обратную связь делать.

Калаев: это наш внутренний проект, связанный с развитием компетенций у студента. Вы правильно сказали о проблемах создания такого робота, но когда студент сам сталкивается с реализацией своего замысла, тогда, как мне кажется, из него может вырасти хороший специалист.

Воротников: я бы вам посоветовал все же определиться с задачами. Тогда потом пойдет всё остальное. Пока это как бы эклектика – очень мощный привод, отсутствие управления этим приводом, и непонятен сам процесс. Я бы начал с процесса, что нужно и как переставлять, здесь кинематическая схема возникает. А так далее.

Калаев: у нас концепция была такая: действительно есть пробел в плане цели, для чего этот проект, но, по сути, мы «купили шуруповерт и не понимаем, что с ним делать». Здесь примерно то же самое. Мы не понимаем, как можно это использовать. Пока задача простая: сделать робота, научиться им управлять, затем мы будем двигаться в направлении какого-то промышленного использования.

Воротников: значит, вы идете от требований заказчика? Но это советский подход – сначала сделать, а потом куда-то впарить. Но ваш подход понятен – если что-то хочешь научиться делать, надо брать и делать.

Кузьмичев: у нас очень любят Южную Корею и говорят, что там вопрос с роботами решен, в промышленности особенно. А как у нас? Рядом с вами стоит товарищ из Монголии, а Сергей Анатольевич очень трепетно относится к студентам, что надо сделать преподавателю, чтобы поверили в вас, и поверили в специальность?

Воротников: забавна нынешняя ситуация. Началась в очередной раз попытка развивать отечественную робототехнику. В 1985 году Советский Союз занимал второе место в мире по производству промышленных роботов. Это была компания, спущенная сверху, была государственная программа, и была дана команда всем министерствам догнать и перегнать Америку, не Японию! Больше всего манипуляторов было американских.

Эта команда была воспринята так: «Вы – механик, а он двигатели умеет делать. вы оба в одном министерстве. Через два месяца от вас ждем манипулятор».

Примерно так это было запущено в 80-х годах, и было сделано очень много манипуляторов. Но они все были плохие. Механика у нас в стране была неважная. Управлением пытались убрать эти проблемы. Плохо убиралось, потому что электронная база была неважная. Был тогда создан наш Центр робототехники в Бауманке и небольшое подразделение, где ребята непрерывно ремонтировали роботов. Сейчас, кстати, происходит почти то же самое. Со мною разговаривают люди из разных серьезных ведомств, например, из Росатома, там собираются строить завод по производству промышленных роботов. Еще есть такого же уровня организация, которая будет строить. Но сейчас нет завода, построенного на таком уровне. Но есть коллективы на заводе в Челябинске, там хорошие инженеры, и вот они для своих нужд что-то такое немного делают. Создают малые предприятия на заводе. Но вот сейчас дело немного оживляется и я, честно говоря, надеюсь, что что-то должно измениться в форме организации всего этого дела, а не просто собирать людей, чтобы они через два месяца уезжали в Соединенные Штаты. Что касается второго вопроса, мне очень нравится то, что вы делаете. Конечно, нужны молодые люди на кафедрах и надо сделать, чтобы их там держали. А молодые люди могут давать свежие идеи. На мой взгляд такого типа проекты, когда кафедра помогает реализовать железо и каким-то образом финансирует это дело, это – главная проблема и у нас в робототехнике. У нас на кафедре ребята за свой счет что-то делают, и им удается где-то в Бауманке денег найти. Но это вопрос очень острый. Но я бы хотел, чтобы во всех проектах была система: чтобы не просто делать какую-то штучку, а чтобы она была как система. А система как карточный домик – вышибешь одну карту и всё развалится. Всё должно быть связано.

Вопрос: что вы делаете на бауманских мощностях?  

Калаев: станок, который стал отправной точкой для нашей деятельности, станок Миллер, он работает до сих пор и мы его как собрали в 2015 году, так он и работает. Мы его несколько раз модернизировали, несколько раз усиливали, поставили более мощный шпиндель. Мы на этом станке обрабатываем 90 % деталей. У нас станки спроектированы таким образом, что все детали мы можем сами для себя обработать, у нас в основном все несущие детали из алюминия. Если задача обработать сложную геометрию, мы это делаем либо на стороне, либо на мощностях, которые есть у нас на кафедре. У нас на кафедре есть  два пятиосевых станка, но мы, честно говоря, не часто пользуемся оборудованием у нас на кафедре, должна быть квалификация по работе с такими станками.

Вопрос по поводу комплектующих.

Калаев: Действительно, со станочными комплектующими есть проблема, и опоры, и ходовые винты, что-то делают у нас. Но, как правило, это «что-то» очень больших габаритов. Мы можем легко найти передачу для советского станка, сделанную на старом советском заводе. Она будет большая по размеру, с определенными обработанными концами. И будет стоить как крыло самолета. Или чуть подешевле. Опоры станочные можно найти – есть старые стандартизированные советские опоры. Но их мало кто делает. Кто их продает? В первую очередь это Тайвань, лидер в сфере недорогих комплектующих, но качественных. Раньше мы что-то заказывали в Германии. А далее – Китай. там делаются реплики тайваньских комплектующих, но они сильно ниже по качеству. И так качество пляшет от партии к партии. Направляющие у нас в России – профильные шариковые, либо роликовые, — к сожалению их никто не производит. Это вообще проблема для всего нашего станкостроения. Моторы. В своих станках мы используем шаговые двигатели. У нас делают в России бесколлекторные двигатели постоянного тока. Их можно использовать в наших станках, но это сильно увеличит себестоимость. Тот же шаговый двигатель с более или менее неплохой точностью и даже с обратной связью будет стоить, условно говоря 10 000 рублей, а если вы будем использовать наш отечественный двигатель – 40 000. И станок будет сильно дороже, но покупатель качество изделия не получит, характеристики лучше не станут. Профиля можно купить у нас в России: и качество хорошее, и условия доставки, и хорошие цены.

Вопрос: сколько станков продаете в год?

Калаев: среднее число в год – 20-25 станков. Плюс к этому добавляются не типовые проекты: есть просто линейка станков с разным рабочим полем, и в ней какие-то модификации.  Сейчас у нас, например, заказ станка, который имеет консольный вынос небольшой и нужен для обработки труб, которые ставятся не в зону рабочего стола, а ставятся сбоку от станка. Мы в свое время делали модули и для покраски, когда перемещается краскопульт; был проект модуля протяжки. У нас в Подмосковье есть группа энтузиастов, которым уже под 70 лет, очень умные люди, и они занимаются вопросом капролона. И они научились

Этот каролон отливать, научились делать специальные композитные материалы, и, в частности, они делали пластины для бронежилетов. И использовали не стандартные керамические пластины, а делали на базе своего капролона.  Для производства подобных бронепластин мы им делали специальную машину, которая протягивала это волокно через печь, и там требовалось довольно большое усилие. 

Кузьмичев: Дмитрий Пуклинов на чаепитии после лекции Андрея Кривенко сказал: у меня завод литейный под Ступино. И оказалось, что ему нужны партнеры, а он «бегает» по сайтам, но надежности выполнения заказа крайне мало. И мне кажется, что среди выпускников есть предприятия, которые могли бы вести совместную деятельность.

Калаев: безусловно, очень важно, когда есть кооперация. Но пока она есть на местах, например, мы делаем станки не из алюминиевых деталей, а приходится делать точные изделия, и мы, когда начинаем рассылать чертежи, документацию на то, что нам надо изготовить, у нас первые — 8 позиций – это наши бауманские выпускники. Среди них компании, которые занимаются металлообработкой, которые шпинделя ремонтируют, и, честно говоря, когда возникают такие задачи, нам проще позвонить своим знакомым, которые с других кафедр, либо нашим бывшим выпускникам. Но нет такой единой организации, где были бы контакты, есть только свои личные связи.

Кузьмичев: Самбу, у вас, надеюсь, будет успешной учеба в магистратуре и в том году, и в следующей. После окончания магистратуры что вы собираетесь делать?

Самбу: я поступлю в аспирантуру и хочу открыть свою компанию. В Монголии есть одна компания, которая производит станки, точнее, собирают из китайских комплектующих. Это как Лего.

Кузьмичев: наверняка в Монголии есть выпускники Бауманки. Кого-нибудь знаете?

Самбу: я первый студент из Монголии, который учится на МТ1. Но сейчас на кафедре МТ12 учится девушка. А остальные на ИУ. В Монголии есть выпускник, ему 50 лет. Он закончил МТ3. Сейчас у него небольшой завод. Я сотрудничаю с предприятиями моей страны, например, для горно-обаятельных заводов в Монголии я спроектировал ковш и сейчас он в процессе изготовления.

Вопрос: что сейчас в вашей компании после начала СВО?

Калаев: сложно сказать. Цены подросли. В самом начале проблема была в том, что с заказами было тяжело, потому что всё было в максимальной неопределенности. Видимо, все боялись рисковать деньгами. А потом всё как-то наладилось. Если говорить о выставках, то Металлообработка, которая была в прошлом году, была рекордной. И у меня субъективное мнение сложилось, что все как-то активизировались, даже те заводы, о которых раньше никто не знал, стали появляться, стали развивать свою продукцию. Сейчас какой-то подъем нашей отрасли идет. Сейчас всё выровнялись. 

Прав коллега Калаев, говоря о развитии отрасли. Но интересно, как думают об этом те люди, которые развиваю современный бизнес и даже его финансируют. Им важно помнить слова Виктора Степановича Черномырдины: «Наша непосредственная задача сегодня — определиться, где мы сегодня вместе с вами находимся».

В среду, 13 марта, с 17.30 Клуб инженеров и предпринимателей МГТУ им. Н.Э. Баумана совместно с Центром выпускников МГТУ им. Н.Э. Баумана проводит в аудитории 120 Т (это новый корпус Технологии) открытую лекцию на тему

«Что может делать робот SCARA одной из старейших кафедр Бауманки?».

В гостях у нас Мунхбат Дашсамбуу (фамилия – имя), группа МТ1И-22М, студент из Монголии. Его представит Калаев Артём Сергеевич, выпускник МГТУ им. Н.Э. Баумана, старший преподаватель каф. МТ1, сооснователь организованного при кафедре МТ1 Металлорежущие станки (создана в 1930 году!) Малого Инновационного Предприятия (МИП) «Модульная механика», в рамках которого студенты и аспиранты под руководством преподавателей кафедры решают нестандартные задачи по разработке и созданию инновационных проектов в
Робот: Малогабаритный промышленный робот SCARA на базе планетарно- цевочного редуктора с механизмом параллельных кривошипов.

Вопросы к обсуждению:

Как сделать так, чтобы студенты пораньше узнали вкус своей профессии?

Первые шаги на этом пути: что делает преподаватель?

Еще один путь от обучения – через предпринимательство.

Вопрос в аудиторию: инженер – креативная профессия?

Участие возможно для всех, в том числе удаленно — подключение на встречу осуществляется по ссылке https://webinar4.bmstu.ru/b/der-xp3-afu

Перед Вторым конгрессом молодых ученых России, что прошел в начале декабря 2022 года в сочинском Сириусе, в прессу выдали такою новость: «Сенсация случилась до конгресса. На экскурсии в сочинском обезьяньем питомнике специалисты Курчатовского института показали молодым ученым павиана, которому заменили травмированную часть черепа титановым имплантом, напечатанным на 3D-принтере». Максим Бурмистров, что выступал в начале ноября 2022 года в КЛИП, сказал о таком примере буднично: «Мы печатали детали для Роскосмоса, для ОБК Сухого, даже какой-то наш протез вставляли в собаку. Собака вроде жива и здорова». Впрочем, Максим говорил не только о деталях для бизнеса и для здоровья, он поделился сокровенными мыслями о том, как ему удалось после окончания МТ1 поверить в свою мечту и с друзьями воплотить её в жизнь.

Но в начале он отвечал на три традиционных вопроса:

Вопрос: Максим, когда вы пришли учиться в Бауманку, вы же учились в Слободском дворце, как вы решали на первых курсах проблемы с питанием учетом того, что у нас обеденного перерыва нет?

Бурмистров: как и любой студент встраиваешься, и бегаешь на перемене, встаешь в очередь за сэндвичем с ветчиной и сыром.

Вопрос: наверняка на вас повлияли замечательные преподаватели. Кого вы вспомните и кому можете сказать спасибо?

Бурмистров: к сожалению, не всех помню, как зовут. Преподаватель с матанализа, мы его звали Дед Мороз, у него была белая борода: по сопромату был великолепный преподаватель, уже с кафедры повлияли Ермолаев Михаил, аспирант, который вселил желание заниматься тем, чем я сейчас занимаюсь.

Вопрос: надо ли студенту идти в банк, чтобы копить деньги на свое дело?

Бурмистров: считаю, что лучше заниматься непосредственно делом. Сфокусироваться на продукте. Потому что, если продукт никому не нужен, сколько бы ты не накопил, ты всё потратишь.

А уж потом Максим показал себя во всей красе: сначала рассказал о себе, а потом обстоятельно отвечал на вопросы. И начал лекцию он такими словами:

Ребята, всем привет! Я закончил МТ1 в 2015 году. Был специалистом – последний курс специалитета. Пока я учился, случилось очень интересное событие: на третьем курсе мы выносили архив завода Красный пролетарий. Завод закрылся. Это был последний станкостроительный завод в Москве. И там на третьем курсе я стал у развилки: чем заниматься дальше? Прикладными исследованиями или чем-то сторонним. Многие парни, которые учились со мной, ушли в смежные отрасли, но мне было жалко шести лет. Я же чему-то учился. Не хотелось это всё хоронить. Или складывать в стол. Хотелось, чтобы было продолжение. Как раз в это время активно началась развиваться 3D печать. У одной американской компании был патент на эту технологию, и он в то время закончился, развязав руки всем людям, которые хотели делать, повторять, копировать станки. Или 3D принтеры, которые печали пластиком. Это вызвало эффект разорвавшейся бомбы и запустило отрасль. И я подучал, что я, как станкостроитель должен закрыть какой-то выбор для себя и построить 3D принтер. Но это просто инструмент и мне хотелось заниматься квадрокоптерами. Собрал дома 3D принтер я и остановился. Начал искать работу в Москве и по счастливой случайности удалось найти работу в ЦНИИТМАШ – это один из институтов Росатома. Они как раз выиграли грант от Минобра на постройку машины, которая печатает металлом. Я пришел под конец этого проекта и, по сути, начал заниматься разработкой меньших машин. Стал там главным конструктором. Там был старт моей карьеры.  Там я отработал три года. По мере работы выявились все проблемы, которые есть у госпредприятий: с точки зрения бюрократии, с точки зрения того, что – многостаночник, ты и разработал машину, ты должен её заказать, что-то закупить, потом сам её запускаешь. Пока ты делаешь, пока ты справляешься, на тебя всё валят, валят, валят… пока кобыла едет, на нее валят. Из комичного – если проект, я разрабатывал маленький, но сложный 3D принтер, основной проект был с зоной печати 500Х500Х500 миллиметров что в мире металлической печати большой габарит, я делал машину 150Х150Х150, но со всякими техническими нюансами и наворотами, чтобы это потом масштабировать, и когда я увольнялся оттуда, пришли запчасти для самой первой машины.

Вся отрасль – это про знакомства. Про людей. Туда пришел молодой парень из Нижнего Новгорода, перевелся, он был в ОКБ Африкантова, это один из ведущих заводов с нормальными оборотами, с нормальным оборудованием, с нормальным менеджментом. Он придумал там проект и ему сказали – приезжай и выполняй.  Так мы познакомились. Однажды он встречался с ребятами, с клиентами, это тоже были молодые парни, у которых тоже были нереализованные проекты по инвестициям в технические продукты. Там мы встретили Станислава Козина, который сказал: я хочу этим заниматься, уходите из своего института и давайте делать компанию частную. Это было за стаканом кофе.

Мы договорились о денежных инвестициях, о долях, и так как мы работали по другую сторону баррикад, были в государственном предприятии, где казалось, что рынок максимально подогрет для того, чтобы вы вышли, сделав принтер, и у нас всё расхватают как горячие пирожки. Будем делать 20 машин в год с станем абсолютно счастливы. Так разбились все розовые очки о бетонную стену.

Мы начали в 2018 году – в апреле вышли из ЦНИИТМАША и начали заниматься принтерами. Я сделал среднюю машину: закупил, потом мы всё собирали, отладили, разработали дизайн, сделали обшивку. Вот она у нас печатает. Мы сняли цех, чтобы одновременно собирать шесть машин. Сняли офис рядом с цехом на Коляковке. Рядом с метро Каширская. В промсекторе. Это стоило 350 тысяч в месяц. Мы заряжены, чтобы расти и развиваться. Но в 2018 году заводам стало гораздо тяжелее продавить 100 миллионные конкурсы на инвестроекты, как это было в 2013-2015 годах. И мы попали в ситуацию, когда на заводах уже купленное оборудование, немецкое и американское, и они не знают, что с ним делать. Либо они его не используют, либо на нем работают аспиранты для дипломов, либо у них закончился срок обслуживания, а у таких машин техобслуживание – отдельная статья доходов. А если это военное предприятие, то ты в западне. В огромной. И вот мы начали решать свои задачи – сместили фокус с печати, чтобы быть хотя бы не абсолютно убыточными, а относительно убыточными. Мы начали брать контрактную печать, чтобы прокачать свой софт, машину, научились печатать и получили кое-какие деньги.

Так что мы начали в 2018, за три месяца сколотили машину, а нормальные деньги у нас пошли в 2020 году. У нас есть один из якорных проектов, который мы делали для ОСК, Объединенная судостроительная корпорация, это был первый проект по интеграции аддитивных технологий в контур предприятий. Венцом проекта должно было быть создание Центра аддитивного на территории ОСК, где были бы заложены наши машины. По сути, вместо пяти участков, где присутствует сварка и прочее (сварка, обработка, отжиг и еще два участка), остался один – печать и мехобработка после нее. Аддитивка – это не замещение, а дополнение к циклам производства. Мы выступали спонсором на чемпионате WorldSkills, который проходил в Казани в 2019 году. Мы туда возили свою машину, которую совали везде и всюду и на которой выполняли все наши заказы. Участие в мероприятии принесло нам один заказ. Но самое смешное, что у нас был заказ на печать большой и время на его производство выпадало на это мероприятие, и мы в Казани печатали то, что надо было отправлять заказчику. Был заказ из Латвии.

Здесь мы попытались реализовать масштабированную систему смены колодцев (после печати из принтера достаётся колодец с порошком, а на его место ставится новый, и ты не тратишь время на извлечение детали на принтере, а сразу начинаешь следующую печать), которые спокойно переносятся на большие машины. Мы также ездили во Франкфурт в 2019 году на самую большую выставку, посвященную аддитивным технологиям. Стояли рядом с мастодонтами, с компаниями, которые вдохновляют тебя. И приехали мы туда, чтобы понять: тем мы занимаемся, или не тем.  Качество изделий, которое у ребят представлено было, подвело нас к тому, что мы продолжим.

В конце 2020 года мы заключаем контракт на поставку маленькой машины в МИСис, в Институт стали и сплавов. Благодаря кооперации с лабораторией катализа, мы отработали очень много режимов. Получилась очень удачная маленькая машина для ученых. Недорогая, что еще приятнее. На ней с утра печатают кубики, через час их шлифуют, потом травят, смотрят микроструктуру, если что-то не так, повторяют печать кубиков. Это полтора часа. И после этого ставят их на разрыв, и к концу года у тебя уже есть отработанный режим на порошок. На больших машинах это занимает недели. После этой кооперации мы выиграли конкурс на разработку машины с подогревом в зоне построения и сделали первый в мире машинную зону подогрева до 900 градусов от всего объема. Есть немецкие аналоги, они греют только подложку. А мы прогревали весь объем. После этого проекта в моей жизни каких-то ограничений больше не стало.

Была у нас печать магниевым порошком. Как известно, магний горит очень сильно. Но так как печать происходит в аргоне… словом, перед тем, как печатать магний, мы посоветовались с ребятами, которые печатали магний, машины которых зажигались. Зажигались не по причине печати магния. При процессе печати появляются продукты сплавления (это недоплавленные или пережженные порошинки, вылетевшие из-за инерции лазерного луча), которые оседают в фильтрах машины.

 Это так называемый конденсат. Когда меняешь фильтр машины, надо быть заземленным и сделать всё безопасно. Если пробегает искра или ты сожмешь этот осадок, то он загорается. Горит как одуванчик. Единственная проблема – он не тушится ничем, кроме жидкостных огнетушителей. Желтых. Сколько воды не выльешь, от всё равно будет гореть.

И вот мы начали печатать магнием первые в стране! Но, по сути, процесс отличался только тем, что через минуту фаер на футболе зажигаешь – такой же дым! То же выделение энергии, которая превращается в дым. И мы начали упражняться очень сильной обдува.  Это был серьезный технический вызов.

Появился у нас модельный ряд. Мы всё унифицировали, поставили на одну базу: маленькая, средняя и большая машины. Мы печатали детали для Роскосмоса, для ОБК Сухого, даже какой-то наш протез вставляли в собаку. Собака вроде жива и здорова.

И мы одними из первых стали печатать бронзовыми сплавами. Дело в том, что у меди другой коэффициент отражения и весь мир говорил, что нужно печатать зелеными лазерами. А зеленый стоит в 10 раз дороже инфракрасного, который стандартно применяется. И мы первыми на обычных лазерах начали изготавливать бронзовые вещи. Сфера применения – теплообменники, камеры жидкостных ракетных двигателей. Так же мы много печатали из жаропрочных сплавов на маленькой машине. Такие вещи в пластике давно отработаны, а в металле таких еще нет. У магниевых сплавов одно из применений –

Биорезорбируемые импланты. Он замещается костной тканью и выходит естественным путем в отличие от титановых протезов.

В лаборатории катализа есть аспирант, который вместе с научным руководителем занимался нитинолом. Это материал, обладающий памятью формы. Если тонкую пластину или трубку сжать, а потом нагреть, она вернется в первичное состояние. Сфера применения – коронарные стенты для сосудов. Или вот SAP файлы для чистки зубных каналов. Их изготавливают из нитиноловой трубки. Лазерным станком вырезают. А мы печатали и при печати себестоимость сильно уменьшается.

Как и любой производитель, который не разрабатывал свои платы, а использовал готовые решения в своих установках, с начала года я два месяца перерабатывал компонентную базу для машин, чтобы сохранить ценник. Но, забегая вперед, не сохранили.

СВО запустило разработку контроллеров для сканаторов и для газоанализаторов в нашей компании. Чтобы загрузить файл в машину, его нужно подготовить. Нужна программа, которая подготовит его с необходимыми технологическими параметрами называется слайсер. Здесь мы партнеры с МАИ.

Сейчас мы разрабатываем гибридную установку с четырехосевым станком, чтобы реализовать прецизионное качество получаемых изделий. И вот проект – трехлазерный принтер. Мы поставим синий лазер на промышленную установку, потому что конечное применение этого принтера – печать драгметаллов. И в этом проекте еще присутствуют атомайзеры – машины для производства порошка: есть трехэтажные, а есть кабинетные.

В ЦНИИТМАШЕ у меня была своя «микролаборатория», где стояли шесть пластиковых принтеров. Я шабашил немножечко. Но потом я окунулся в металл и понял, что ничего интереснее не может быть. Здесь другая физика процессов.

Вопрос: вы почему не уехали за рубеж?

Бурмистров: да потому что вектор нашего развития пошел не в однотипные машины, мы берем проекты со «звездочкой». И если абсолютно честно, у них не столь новая технология для мира. Тут у нас есть репутация. Мы стали прибыльными только в 2021 году.

Вопрос: как складываются дела в самой компании, где есть три замечательных мужских силуэта?

Бурмистров: одно из достоинств частников в том, что ты покупаешь, когда ты хочешь и что ты хочешь. Без конкурсов. Тут хотя бы есть планировка, есть план доставки, поставки. И ты можешь планировать сроки изготовления. В институте ты можешь три месяца закупать, а потом тебе поставят вместо того, что ты выбрал, китайский аналог. И если ты не хочешь брать этот аналог, надо собирать комиссию…

Вопрос: товарищ из Нижнего Новгорода насколько легко влился в ваш коллектив? И у вас еще один товарищ, как вам с ними работается?

Бурмистров: у нас нормальная обстановка, особенно тогда, когда ты работаешь 14 часов в день. Так что не может быть какой-то плохой обстановки. Мы заряжены максимально.

Вопрос: есть ли у 3д принтеров возможность стать в финансовом плане тем же, что стало с обычными принтерами?

Бурмистров: основная проблема в лазере. У него сейчас ценник в полтора миллиона. Я думаю, что это не будет общедоступно для школьника. Но есть подвижки: у нас 50 машина стоила до февральских событий семь двести. Это довольно тяжеловато для кафедры, если нет грантов. И у нас задача снизить ценник хотя бы до трех. Нужно учить людей, это большая проблема для отрасли. Специалистов не так много, хотя открываются кафедры аддитивных технологий. На заводах, где есть такие машины, они стоят до 100 миллионов. И туда студентов не допускают.

Вопрос: какова себестоимость сантиметра кубического готового изделия?

Бурмистров: не очень правильно считать по кубическим сантиметрам, но из-за того, что нет амортизации собственного оборудования, оно у нас в семь раз меньше промышленного оборудования… у предприятия, которое купило иностранную машину, у них амортизация с 70 миллионов, а у нас с 10. Из-за этого себестоимость в два раза меньше.

Вопрос: вы не пытались уехать?

Бурмистров: уехать к парням, которые предлагают другие деньги? Предложения поступают, но это не очень правильно. Если ты «входишь» в завод, где говорят: давайте мы купим вашу команду. Вот мы втроем соберемся, и пусть это будут инвестиционные деньги. И потом будем что-то получать.

Но мы очень простые и пусть это прозвучит «пресловуто», по-пацански, и у нас степень доверия максимальна, мы открыты и друзья по жизни – помимо работы знакомы семьями, дети у нас знакомы друг с другом.

Вопрос: очень хочется чего-то добиться, но очень страшно перегореть в какой-то момент. Как с этим поступать?

Бурмистров: выгорание – мой друг. Это не очень приятно. У нас пока не очень большая команда и ты делаешь проект или в одно лицо, а потом на этапе отладки вы все дружно умираете, потому что сроки горят и прочее. Мы после тяжелого проекта перерабатываем какие-то бизнес-процессы внутри компании, чтобы не допустить аврала. Я восстанавливался месяц, наверное, после высокотемпературного принтера в январе. Просто ничего не делал. Ты обнуляешься в том момент, когда то, что ты произвел, печатает детали. Для меня это как рождение ребенка. Везде есть выгорание, если ты будешь себя беречь, ты чего-то не сделаешь. Кто-то тебя обгонит. Это синусоида обыкновенная.

Вопрос: вы участвуете в специализированных выставках в России?

Бурмистров: у на есть специальный чат, который называется «нулевая конверсия», это всё про выставки. 0 контрактов с выставок, потрачена куча денег и 0 контрактов. Мы делаем такой продукт, когда надо доказывать постоянно, что ты делаешь не хуже, чем кто-то. Люди пишут нам: чтобы мы купили у вас принтер, давайте тестово попечатаем. Мы говорим: тестово больше не печатаем, потому что это и время, и деньги. Присылайте деталь, мы её оценим, если всех всё устраивает, мы начинаем печатать. Цель – увеличение количества контрактов? Конечно! Надо и себя прокормить, и партнеров прокормить. Мы стараемся взять либо один большой контракт и раздробить по оплате, либо организуем cash-flow, чтобы он был постоянный.

Мы не единственная команда на рынке. Как минимум, есть еще пять контор, которые занимаются этим делом. Во многом здесь работает репутация и то, что мы реальные простые парни. Зачастую мы на своих машинах можем распечатать то, что не могут распечатать ребята на их машинах. Так мы пытаемся бороться с конкурентами. Когда проходит конкурс, все набрасываются не него как пираньи и пытаются предложить свое. Но у нас есть какие-то вещи, например, угловое распределение пятна, и все знают, что это наш конкурс и лучше не лезть.

Вопрос: расскажите о начале бизнеса.

Бурмистров: это была уникальная ситуация, у меня только родился ребенок, семья находилась в другом городе, и я мог четыре дня жить на работе. Сейчас ребенок уже пошел в сад и ты должен его забрать оттуда. Так что стараюсь планировать свой день. Но сна всегда не хватает. И компенсируется ли это любимым делом? Я считаю, что да! Но когда сдача проекта и ты не успеваешь, я знаю, что это не очень правильно с точки зрения Трудового кодекса, но все видят, чем надо заниматься и не обращают внимание на время. Потому что есть общее дело, общие задачи. И их надо решить. И потом: хорошо поработаешь – хорошо отдохнешь.

Вопрос: как вы искали партнеров, которые помогают вас «выпекать» принтеры?

Бурмистров: мы перебрали пять или шесть производственных фирм, и сначала идет цена, потом работа с заказчиком, и еще, выдерживание сроков. Иногда штрафы за просрочку контракта 100 000 рублей в день. И тут уже никакие «отмазки» не помогут.

Вопрос: будет ли влиять на работу у вас надпись в трудовой книжке «менеджер по продажам»?

Бурмистров: мы оцениваем человека не по записям в трудовой, а по релевантному опыту. Человеческому. И мы поймем нужен ли он нам: есть люди, с которыми мы сработаемся, и это очевидно, а иногда есть люди, с которыми сразу «нет». Так что запись в трудовой, это последнее, на что мы смотрим.

Вопрос: среди дисциплин, которые вы изучали, у вам ведь появился практический опыт, какие бы дисциплины вам были необходимы и на младших, и на старших курсах для успешной работы в частном бизнесе?

Бурмистров: я, наверное, не так много времени уделял экономическим каким-то вещам, что ныне важно. С точки зрения техники и технических дисциплин, 95 % того, что я взял в университете, я использую. Молодые парни много горят стартапами, и нужны дисциплины про себестоимость, про экономическое понимание из чего в бизнесе всё составляется, не на графиках этих сухих из экономических книжек, а непосредственно для малого предприятия. Но эту информацию отлично продают люди с акселерационных программ, их стартап-инкубаторов. Если бы это перенести в универ, это было бы хорошо для развития ребят.  

Правильность слов Максима подтвердим мнением великого Леонардо да Винчи: Знания, не рожденные опытом, матерью всякой достоверности, бесплодны и полны ошибок.